"Стрижонок Скрип"
Виктор Петрович Астафьев
Стрижонок вылупился из яичка в
тёмной норке и удивлённо пискнул. Ничего не было видно. Лишь далеко-далеко
тускло мерцало пятнышко света. Стрижонок испугался этого света, плотнее приник
к тёплой и мягкой маме-стрижихе. Она прижала его крылышком к себе. Он задремал,
угревшись под крылом. Где-то шёл дождь, падали одна за другой капли. И
стрижонку казалось, что это мама-стрижиха стучит клювом по скорлупе яйца. Она
так же стучала, перед тем как выпустить его наружу.
Стрижонок проснулся оттого, что ему стало холодно. Он пошевелился
и услышал, как вокруг него завозились и запищали голенькие стрижата, которых
мама-стрижиха тоже выклевала из яиц. А самой мамы не было.
— Скрип! — позвал её стрижонок.
— Скрип! Скрип! Скрип! — повторили за ним братья и
сестры.
Читайте...
Читайте...
Видно, всем понравилось, что они научились звать маму, и они
громче и дружней запищали:
— Скрип! Скрип! Скрип!
И тут далёкое пятнышко света потухло. Стрижата притихли.
— Скрип! — послышалось издалека.
«Так это же мама прилетела!» — догадались стрижата и запищали
веселей.
Мама принесла в клюве капельку дождя и отдала её Скрипу — первому
стрижонку.
Какая это была вкусная капля! Стрижонок Скрип проглотил её и
пожалел, что капля такая маленькая.
— Скрип! — сказал он. Ещё, мол, хочу.
— Скрип-скрип! — радостно ответила мама-стрижиха.
Сейчас, дескать, сейчас. И опять её не стало. И опять стрижата тоскливо
запищали. А первый стрижонок кричал громче всех. Ему очень уж понравилось, как
мама-стрижиха поила его из клюва.
И когда снова закрылся свет вдали, он что было духу закричал:
— Скрип! — и даже полез навстречу маме. Но тут же был
откинут крылом на место, да так бесцеремонно, что чуть было кверху лапками не
опрокинулся. И каплю вторую мама-стрижиха отдала не ему, а другому стрижонку.
Обидно. Примолк стрижонок Скрип, рассердился на маму и братьев с
сестрёнками, которые тоже, оказывается, хотели есть. Когда мама принесла мошку
и отдала её другому стрижонку. Скрип попытался отнять её. Тогда мама-стрижиха
так долбанула Скрипа клювом по голове, что у него пропала всякая охота отбирать
еду у других.
Понял стрижонок, какая у них серьёзная и строгая мама. Её не
разжалобишь писком.
Так начал жизнь в норке стрижонок Скрип вместе с братьями и
сестрами.
Таких норок в глиняном берегу над рекой было очень много. В каждой
норке жили стрижата. И были у них папы и мамы. А вот у стрижонка Скрипа папы не
было. Его сшибли из рогатки мальчишки. Он упал в воду, и его унесло куда-то.
Конечно, стрижата не знали об этом.
Маме-стрижихе было очень тяжело одной прокормить детей. Но она
была хорошая мать. С рассвета и до вечера носилась она над берегом и водой,
схватывала на лету мошек, комариков, дождевые капли. Приносила их детям. А
мальчишки, сидевшие с удочками на берегу, думали, что стрижиха и все стрижи играют
над рекой.
Стрижонок Скрип подрос. У него появились перья, и ему всё время
хотелось есть. Иногда ему удавалось отобрать у братца или сестрёнки мошку, и
тогда они жалобно и недовольно пищали. За это Скрипу попадало от мамы-стрижихи.
Но ему так хотелось есть, так хотелось есть!
А ещё ему хотелось выглянуть из норки и посмотреть, что же оно там
такое, дальше этого пятнышка света, откуда мама-стрижиха приносит еду и
ветряные запахи на крыльях.
Пополз стрижонок Скрип. И чем дальше он полз, перебирая слабыми лапками,
тем больше и ярче делался свет.
Боязно!
Но Скрип был храбрый стрижонок, он полз и полз.
Наверное, он выпал бы из норки и разбился, как разбиваются такие
вот неразумные птенцы. Но тут появилась мама-стрижиха, схватила его, уволокла в
глубь норки — и раз-раз его клювом по голове. Сказала сердито:
— Скрип-скрип! — и ещё по голове, и ещё по голове.
Очень рассердилась мама-стрижиха, очень сильно била Скрипа. Должно
быть, там, за норкой, опасно, раз мама-стрижиха так волнуется. Конечно, откуда
Скрипу было знать, сколько врагов у маленьких проворных стрижей!
Сидит на вершине берёзы страшный быстрый сокол и подстерегает их.
Скоком-прыгом подходит к норкам клюватая ворона. Тихо ползёт меж камней чёрная
гадюка.
Побольше подрос Скрип, догадываться об этом стал. Ему делалось
жутко, когда там, за норкой, раздавалось пронзительное «тиу!». Тогда
мама-стрижиха бросала всё, даже мошку или каплю воды, и, тоже крикнув грозное
«тиу!», мчалась из норки.
И все стрижи с криком «тиу!» высыпали из норок и набрасывались на
врага. Пусть этот враг хоть сокол, хоть коршун, хоть кто, пусть он хоть в сто
раз больше стрижей, они всё равно не боялись его. Дружно налетали стрижи, все
как один. Коршун и ворона скорей-скорей убирались в лес, а гадюка пряталась под
камень и со страху шипела.
Однажды мама-стрижиха вылетела на битву с врагом — разбойником
соколом.
Сокол был не только быстрым, но и хитрым. Он сделал вид, что
отступает. Вожак стрижей — Белое брюшко — дал отбой, крикнув победоносное
«тиу!». Но мама-стрижиха ещё гналась за соколом, чтобы уж навсегда отвадить его
летать к стрижиньм норкам.
Тут сокол круто развернулся, ударил маму-стрижиху и унёс в когтях.
Только щепотка перьев кружилась в воздухе, Перья упали в воду, и их унесло…
Долго ждал стрижонок Скрип маму. Он звал её. И братцы и сестрёнки
тоже звали. Мама-стрижиха не появлялась, не приносила еду.
Потускнело пятнышко света. Настала ночь. Утихло всё на реке.
Утихли стрижи и стрижата, пригретые папами и мамами. И только Скрип был с
братьями и сестрами без мамы.
Сбились в кучу стрижата. Холодно без мамы, голодно. Видно,
пропадать придётся.
Но Скрип ещё не знал, какой дружный народ стрижи! Ночью к ним
нырнул вожак — Белое брюшко, пощекотал птенцов клювом, обнял их крыльями, и они
пригрелись, уснули. А когда рассвело, в норку к Скрипу наведалась
соседка-стрижиха и принесла большого комара. Потом залетали ещё стрижи и
стрижихи и приносили еду и капли воды. А на ночь к осиротевшим стрижатам снова
прилетел вожак Белое брюшко.
Выросли стрижата. Не пропали. Пришла пора покидать им родную
норку, как говорят, становиться на крыло — самим добывать себе пищу и строить
свой дом.
Это было радостно и жутко!
Скрип помнит, как появился в норке вожак Белое брюшко. Вместо того
чтобы дать ему мошку или капельку, он ухватил Скрипа за шиворот и поволок из
норки. Скрип упирался, пищал. Белое брюшко не обращал внимания на писк Скрипа,
подтащил его к устью норки и вытолкнул наружу.
Ну что было делать Скрипу! Не падать же! Он растопырил крылья и…
полетел! И тут на него набросились все стрижи, старые и молодые. Все-все! И
погнали его от норки всей стаей навстречу ветру, навстречу ослепительному
солнцу.
— Скрип! Скрип! — испуганно закричал стрижонок,
захлебнувшись ветром, и увидел под собою воду. — Скрип! Скрип! «А если я
упаду?» — с ужасом подумал он.
Но стрижи не давали ему упасть. Они гоняли его кругами над водой,
над берегом, над лесом.
Потом крики стрижей остались позади. Свист крыльев и гомон птичий
угасли. И тут стрижонок Скрип с удивлением увидел, что он уже сам, один, летает
над рекой! И от этого сделалось так радостно, что он взмыл высоко-высоко и
крикнул оттуда солнцу, реке, всему миру: «Скрип!» — и закружился, закружился
над рекой, над берегом, над лесом. Даже в облако один раз залетел. Но там ему
не понравилось — темновато и одиноко. Он спикировал вниз и заскользил над
водою, чуть не касаясь её брюшком.
Хорошо жить! Хорошо, когда сам умеешь летать! Скрип! Скрип!
А потом Скрип и сам стал помогать стрижам — вытаскивал из норок
стрижат и тоже гнал их над рекой вместе со всеми стрижами и кричал:
— Скрип! Скрип! Держи его! Догоняй!..
И ему было весело смотреть, как метались и заполошно кричали
молоденькие стрижата, обретая полёт, вечный полёт!
Скрип много съел в этот день мошек, много выпил воды. Ел и пил он
жадно, потому что стрижи всегда в движении, всегда в полёте. И оттого надо им
всё время есть, всё время пить. Но день кончился. Он ещё раз плюхнулся белым
брюшком на воду, схватил капельку воды, отряхнулся и поспешил к своей норке. Но
найти её не смог. Ведь снаружи он никогда не видел свою норку, а сейчас все
норки казались ему одинаковыми. Норок много, разве их различишь?
Скрип сунулся в одну норку — не
пускают, в другую — не пускают. Все стрижиные дома заняты. Что же делать? Не
ночевать же на берегу? На берегу страшно. В норке лучше.
И Скрип начал делать свою норку. Выскребал глину остренькими
когтями, выклёвывал её и уносил к воде, снова возвратился к яру и опять клевал,
скрёб, а в землю подался чуть-чуть.
Устал Скрип, есть захотел и решил, что такой норки ему вполне
хватит. Он немного покормился над рекой и завалился спать в свою совсем ещё не
глубокую норку.
Неподалёку рыбачили мальчишки. Они пришли к стрижиному яру. Один
мальчишка засунул руку в норку и вынул Скрипа. Что только пережил Скрип, пока
его держали в руках и поглаживали, как ему казалось, громадными пальцами!
Но ничего попались ребятишки, хорошие, выпустили Скрипа. Он
полетел над рекой и со страху крикнул:
— Тиу!
Все стрижи высыпали из норок, глядят — никого нет. Ребятишки уже
ушли, сокол не летает. Чуть было не побили стрижи Скрипа, но пожалели — молодой
ещё.
Тут понял Скрип, что в маленькой норке не житьё, и принялся снова
работать. Он так много раз подлетал к своей норке, чтобы унести глину, так
пробивался в глубь яра, что норку эту отличал уже ото всех.
Как-то опять пришли мальчишки, засунули руку, чтобы вытащить
Скрипа, а достать не могут. Скрип вертел головою и, должно быть, насмешливо
думал: «Шалишь, братцы мальчишки! И вообще совесть надо иметь!»
Хорошо, спокойно жилось в своей норке. Теперь Скрип наедался и
напивался досыта, сделался стремительным, сильным. Но вот отчего-то сделались
беспокойными стрижи. Они почти не находились в норках, а всё летали, кружились,
лепились на проводах и часами сидели молча, прижавшись один к одному. А потом с
визгом рассыпались в разные стороны, присаживались к осенним лужам, заботливо
клевали глину и снова сбивались в стаи, и снова тревожно кружились. Эта тревога
передалась и Скрипу. Он стал ждать, сам не зная чего, и в конце августа, на
рассвете, вдруг услышал призывный голос вожака Белое брюшко.
— Тиу! — крикнул вожак. В голосе его на этот раз не было
угрозы. Он звал в отлёт. Взмыл Скрип и видит: всё небо клубится. Тучи стрижей
летят к горизонту.
— Тиу! — звал вожак. И стайка Скрипа помчалась вдаль,
смешалась с другими стаями. Стрижей было так много, что они почти заслонили
собой разгорающуюся в небе зарю.
— Скрип! Скрип! — тревожно и тоскливо кричали стрижи,
прощаясь до следующего лета с родным краем.
— Скрип! До свидания! — крикнул и стрижонок Скрип и
помчался за леса, за горы, за край земли.
— До свидания, Скрип! До свидания! Прилетай в свою
норку! — кричали вслед Скрипу мальчишки-рыбаки.
Стрижи улетают в одну ночь и уносят с собою лето. Прилетают они
тоже в одну ночь и приносят с собою лето.
Скучно без стрижей на реке. Чего-то не хватает.
Где ты, маленький Скрип? В каких краях и странах? Возвращайся
скорее! Приноси нам на крыльях лето!
Комментариев нет:
Отправить комментарий